Бывает интересно перечитать заметки, которые писал давно - почти два года назад. Скучаю по чувству свободы от многих условностей и очень скучаю по чувству, когда хочется не только думать, но и писать о том, о чём думается. Проснуться перед рассветом, чтобы сесть в машину и ехать, ехать, ехать много часов подряд.
Холодный бетонный Мехико, многоуровневые шоссе. Единственное время, когда в этот город приходит пустота, чтобы, как бездомный пес, разлечься на улицах. Змеятся блестящие машины, жуками расползаются из города.
Перед рассветом – время жалеть, что у Мехико не было своего художника. Того, который сумел бы схватить давящий бетон, пыль, сизые силуэты города, низкие квадратные дома и светлые всполохи просыпающегося неба. Того, который смог бы показать, как дышит этот город. Художника, который с сентиментальной нежностью писал бы лабиринты Койоакана, с футуристическим пафосом – небоскребы Пасео де ла Реформа, с замиранием сердца – такерии с клеенчатыми скатертями и пластмассовыми стульями.
Того, который смог бы показать, как дышит Мексика.
Живопись до 19 века – увы – такая, будто у безалаберного студента в голове смешались все эпохи европейского искусства разом, и в разжиженных бледных красках на фоне мексиканских пейзажей у греков из классических сюжетов в лицах невольно сквозит что-то индейское. Пожалуй, ровно так, какой получилась предыдущая длинная фраза – ускользающее, путаное, не задевающее, не вызывающее никаких эмоций, кроме скуки и недоумения.
Искусство же 20 века слишком эгоистично, слишком прямолинейно, слишком пропитано идеологиями – социализм, марксизм, революция, нация – и снова это не то, совсем не то. Ни Диего Ривера, ни мурализм, ни Фрида Кало, ни идеи Бест Магарда об обращении к «народному искусству» – нет в этом ни Мексики, ни искусства.
А Мексика – вот она – разлеглась за окнами машины. Её холмы – гигантские спящие игуаны, реки – морщины на руках, ветер и пыль.
Её древние руины – высоко в горах – скелеты, белесые кости, которые постепенно, песчинка за песчинкой исчезают с лица земли, выдуваются из памяти. Ты сам, гуляя в них, исчезаешь, растворяешься, рассыпаешься вместе с песком и ветром.
Ветер катит волны Тихого океана на белый песок, здесь жарко и гигантские ракушки.
Ветер вздувает пузырями бельё в высокогорной деревеньке Bonita vista, в которой всего лишь один дом. А вокруг – горы, а под ногами – облака.
Ветер несет мусор по улицам Мехико, а дедушка-продавец из деревянной цветочной лавки дарит тебе розу.
И ты чувствуешь, что живёшь. И одновременно – что всё вокруг иллюзорно, изменяется внутри себя, перетекает одно в другое, дышит. Неизбежно здесь заходит разговор о том, что магический реализм – это не литературное течение, это сама жизнь, как есть.
Наверное, я не могу как следует объяснить это чувство. Но большое счастье иногда очнуться от бесконечного количества «надо», которые сам себе придумал, и вдохнуть свободу – свою и мира вокруг.
